Самый страшный на Руси

В ночь на 14 сентября 1230 года от заморозков погиб урожай. Это стало началом трагедии. Те кто любят рассуждать о том, что мы живем в жуткое время, дышим неизвестно чем и питаемся ГМО, неплохо бы иногда читать летописи.

Представление некоторых современных людей об идеальном прошлом, когда мощные бородатые крестьяне вели лошадь на водопой, а пышногрудые крестьянки с застенчивым румянцем нянчили детей, которых только что родили в поле, далеко от правды настолько, насколько это вообще возможно.

Ярким примером того, насколько наши представления об экологически чистом средневековье расходятся с жестокой реальностью, служат описания голода 1230 года, представленные в нескольких летописях: Псковской второй летописи, Троицкой летописи, Летописи Авраамки, Новгородской первой летописи и Ермолинской летописи.

В ночь на 14 сентября 1230 год ударили морозы. Николай Карамзин в своей «Истории государства Российского» пишет: «Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; цена на хлеб сделалась неслыханная. Между тем голод и мор свирепствовали. За четверть ржи платили уже гривну серебра или семь гривен кунами». Возможно, если бы предшествовавшее заморозкам лето было урожайным, зиму можно было бы пережить. Но и лето 1230-го выдалось исключительно холодным и принесло мало урожая.

Голод затронул всю территорию Руси, кроме Киева. Согласно Новгородской первой летописи «се же горе бысть не въ нашей земли во одином, нъ по всей области Русьстѣи, кроме Кыева одиного».

Повышение цен на хлеб быстро привело к тому, что людям стало нечего есть. В большие города — Новгород, Смоленск, Псков — стали стекаться жители деревень в надежде найти хоть какой-то еды. Надежды оказались тщетными: уже через несколько недель голод приобрел ужасающие масштабы. Ели все, что можно было хотя бы отдаленно назвать едой, и то, что было нельзя.
Из Ермолинской летописи: «А в Новѣградѣ отъ глада моръ бысть великъ, яко не мощи имъ и погрѣбати ихъ, а люди ядяху конину, и псину, и кошкі, и мохъ, и сосну, илемъ, и листъ». Перевод: «В Новгороде смертность от голода была настолько велика, что покойных не успевали хоронить. Живые же ели лошадей, собак, кошек, мох, сосновую кору, листья».

Из Псковской второй летописи: «Мряху бо людiе по улицам и нѣкому бяше погребати ихъ; но ядаху ихъ пси…» Перевод: «Умирающие люди лежали на улицах, и их съедали собаки».

Из Летописи Авраамки: «По торгу и по улицамъ трупiе пси ядаху, и влачаху главы и рукы и ногы…» Да, это то, что ты подумал: собаки растаскивали тела на части. Вскоре растаскивать тела на части начали сами люди. Из Троицкой летописи: «Инiи люди рѣзаху соего брата и едаху, а инiи мертвое трупье ядаху…» В переводе не нуждается, верно?

В Смоленске и Новгороде открывали все новые скудельницы — места общих захоронений. Например, в Смоленске за два голодных года — 1230-й и 1231-й — откопали четыре огромные скудельницы. В первых двух похоронили 36 тысяч несчастных, в третьей — 7 тысяч, в четвертой — 9 тысяч. Таким образом, в Смоленске за два голодных года умерло не меньше 52 тысяч человек. В Новгороде же за один 1230-й от голода погибло не меньше 48 тысяч.

Подмога прибыла откуда не ждали: летом 1231 года с гуманитарной помощью в Новгород прибыли немцы. Об этом свидетельствует Новгородская первая летопись: «Приидоша Нѣмци из заморья с житомъ и с мукою, а уже бяху на кончинѣ Ноугородци». Конечно, помощь эта была не масштабной, но и недооценивать ее нельзя.

Голод 1230–1231 годов ослабил Русь в роковой момент — незадолго до вторжения татаро-монголов. Население сократилось, ослабло, каменное строительство на полвека прекратилось. Все это, конечно, значительно облегчило захватчикам задачу по покорению новой территории.

Смотрите также: