Джеймс Марион Симс: опыты на людях ради науки прародителя гинекологии

Джеймс Марион Симс до сих пор является одной из самых противоречивых фигур в истории медицины. Мы знаем его как прародителя науки гинекологии. О нем говорили как о человеке, которому удалось сделать невероятный прорыв, но ценой страданий самого незащищенного тогда слоя населения — темнокожих рабынь. Вечный вопрос: стоит ли «счастье всего мира одной слезы на щеке невинного ребёнка»?

В конце августа в центральном парке Нью-Йорка перед бронзовой статуей Симса собрались протестующие. Темнокожие женщины в халатах пациенток с кровавыми пятнами на животе требовали снести статую «первого гинеколога» и предать его имя забвению. Чем же Симс заслужил такую ненависть и почему, если он был так ужасен, ему воздвигли статую?

В середине XIX века гинекология была одной из самых неизведанных и темных областей медицины. Мораль того времени призывала считать все, что расположено у женщин ниже пояса, — аморальным и грязным. Студенты-медики учились принимать детей на манекенах, так что первые настоящие роды видели уже «в полях», с началом реальной практики.

Болезни, впрочем, никуда не девались — мораль им была не указ. Частые роды изнашивали организм женщины, но здоровье женщин не было в приоритете у врачей. Акушерство и вовсе не считалось научным полем — с этим справлялась любая неграмотная повитуха.

Одной из распространенных проблем был свищ мочевого пузыря. В дни, когда врачи еще не умели искусственно ускорять роды, порой женщины мучились несколько дней. Случалось так, что слишком сильная потуга разрывала стенку влагалища, и между вагиной и мочевым пузырем (или прямой кишкой) образовывался свищ. Моча и каловые массы попадали во влагалище и могли вызвать инфекцию. Но даже если этого не происходило, жизнь молодой матери была загублена: от нее дурно пахло, а из-за травмы мочевого пузыря между ног все время сочилась моча. Иоганн Диффенбах, хирург XIX века, сочувствовал мужчине, чья жена в результате этой травмы «сделалась сосудом омерзения» и «предметом телесной антипатии своего супруга». Несмотря на симптомы, женщины крайне редко погибали, гораздо чаще они десятилетиями жили в изоляции, отвергнутые обществом, оставленные один на один с болезнью, в которой не было их вины.

Путь будущего «отца современной гинекологии» начался в «захолустном посёлке среди рыжих холмов Южной Каролины» в 1813 году. Марион терпеть не мог школу и едва не остался без диплома колледжа. Отец Симса, шериф, страстно желал, чтобы сын выбился в люди и нашел достойную профессию, но никаких талантов мальчик не проявлял — едва ли он сумел бы стать юристом или политиком.

Впоследствии Симс вспоминал, как отец твердил ему: «Сын мой, я должен признаться, что разочарован в тебе. Если бы знать заранее, я никогда бы не послал тебя учиться. К избранному тобой роду деятельности я испытываю глубочайшее презрение. Там нет науки. Там не обрести почёта, не упрочить репутацию. Сама мысль, что мой сын — мой сын! — будет бродить от двери к двери с коробкой пилюль в одной руке и шприцем в другой, будет возиться с больными… никогда не думал, что мне придётся это увидеть».

Симс посещал Медицинский колледж Южной Каролины и помогал в качестве подмастерья городскому врачу. В те дни не было обязательного количества лет учебы — студент становился практиком, как только чувствовал, что он набрался достаточно знаний. Симс бросил тот колледж и перешел в более престижный в Филадельфии. Лекции, где говорилось о женских болезнях, «вгоняли его нутро в трепет», Марион чувствовал омерзение. После учебы перебрался обратно в родной Ланкастер.

Первыми двумя его пациентами оказались два младенца. Они умерли от поноса, потому что, как признался позже Симс, он понятия не имел, как их лечить. В конце концов, убедившись, что в родных краях потенциальных пациентов у него не осталось, он переезжает в Маунт-Мейгс и нанимается ассистентом к пожилому доктору. Как ни странно, здесь его дела пошли в гору, и вскоре Симс с женой переехали в Монтгомери — город, который неожиданно стал колыбелью первых научных открытий в гинекологии.

То, что нам известно о проводимых Симсом операциях, не слишком внушало доверие. Например, мы знаем, что он сумел вылечить челюстную судорогу у ребенка, дергая челюсть малыша на себя. «Челюстная судорога» была местным названием столбняка, попытки вправить челюстной тризм при этом бессмысленны. Симс пилой удалил опухоль с лица темнокожего раба, привязав его к парикмахерскому креслу кожаными ремнями. «Пациент казался весьма обеспокоенным», — пишет Симс в своих дневниках. Удаление яичников он считал отличным средством от невроза, а разрез в шейке матки — помощью при бесплодии.

Но все это была общая практика, женской хирургией он увлекся позже.

Неожиданная удача с одной из его пациенток привела его к мысли, что при помощи пальцевого исследования можно выявить разрывы влагалища и зашить их. Разумеется, проверить это можно было только одним способом. Но так как ни одна белая женщина не согласится на подобные опыты над своим телом, он нашел иной выход.

Любой рабовладелец будет счастлив, если найдется врач, способный «исправить его рабынь», которые из-за свища больше не годились для работы и не дадут потомства, а потому они охотно предоставляли Симсу «материал для экспериментов».

Марион Симс был не первым врачом, который использовал темнокожих рабов для медицинских экспериментов. К примеру, Томаса Джефферсон летом 1801 года испытывал новую вакцину от оспы на двух сотнях рабов.

«Образ действия врачей, — пишет Тодд Л. Сэвитт в своей книге „Медицина и рабство“, — объяснялся тем, что афроамериканцы, будучи имуществом или даже вольными, но всё же занимавшими подчинённое положение, могли использоваться в медицине для публичной демонстрации, тогда как белые с аналогичными проблемами обладали более высоким статусом, предусматривающим анонимность и конфиденциальность».

Молодая чернокожая служанка Бетси разделась и встала на четвереньки на небольшом столике. Ассистенты расставили ей ноги, раздвинули половые губы, а Симс взялся за свое новое изобретение — влагалищное зеркало, сделанное из двух больших ложек. Он ввел его в Бетси и провозгласил: «Я вижу всё то, чего не видел ни один человек!»

С этого начались его эксперименты по лечению мочевого свища, которые длились с 1845 по 1849 год.

«Подопытными» стали двенадцать молодых чернокожих девушек, но сохранились имена лишь трех из них: Бетси, Анарха и Люси. Они, вероятнее всего, были неграмотными, так что мы так и не узнаем, остались ли они благодарны ему за излечение или ненавидели до конца жизни за то, сколько боли он им причинил.

Поначалу ему ассистировали студенты-медики и юные врачи, заинтригованные многообещающими открытиями. Девушек оперировали без анестезии: разрезали и накладывали швы снова и снова. Известно, что Анарха перенесла 13 операций. Симс был уверен, что темнокожие женщины почти не чувствуют боли, а потому они являются удобным материалом для исследований. Хотя анестезия уже была изобретена, Симс отказывался от использования эфира. Справедливости ради, на белых женщинах он ее тоже не использовал.

Находились женщины, которые просили доктора взять их в свои исследования, но Симс отказывался — он был уверен, что «приличные» дамы не перенесут такой боли.

Неудачи следовали за неудачами, коллеги отвернулись от Симса. Если верить его автобиографии, сами же рабыни уговаривали его продолжать эксперименты. Они держали друг друга во время операций.

В 1849 году, он, наконец, добился успеха, сшив серебряными нитями свищ Анархи, а после — и других женщин.

После этого карьера Симса взлетела вверх: он переехал в Нью-Йорк и основал первую Женскую больницу в штате. Мариона избрали президентом Американской ассоциации медиков.

Впрочем, в этой же больнице у него были постоянные конфликты с директоратом, состоящим из одних женщин. Тщеславный Симс настаивал, что его операции должны видеть как можно больше людей, а дамы возражали на это, что пациентки не должны становиться развлечением для праздной толпы.

Марион Симс жаждал, чтобы его сыновья носили двойную фамилию — Марион-Симс, чтобы унести в века успехи своего отца, но сыновей у него так никогда и не было, так что фамилия Симса умерла вместе с ним.

Когда Симс умер от пневмонии в возрасте 70 лет, в некрологе вашингтонского Медицинского общества города написали: «Среди великих светил Симс пронёсся, подобно комете, оставляя за собой полосу яркого света».

До сих пор вопрос о его этичности стоит очень остро. Известно, что Симс считал темнокожих «ленивыми и грязными» и убеждал всех, что именно из-за этого и их интеллектуальной ограниченности они заболевают, у них рождаются больные дети. Он воспевал чистоту белой расы, заверял всех, что чернокожие не чувствуют боли так, как белые.

Был ли он мясником, чей успех пришел к нему случайно, или гением, готовым пожертвовать человеческими жизнями ради успеха, — сегодня трудно сказать. Известно только, что Симс оставил после себя не только несколько важных для гинекологии открытий, но и длинный кровавый след своих экспериментов.